Егор Андреевич Ковригин, родившийся 23 апреля 1834 года, происходил из однодворческой семьи крупного по российским меркам уездного города - Козлова Тамбовской губернии (современного Мичуринска). Его дружина так и не добралась до войны, но успела хлебнуть лиха во время похода.
"Дневные записки Егора Андреевича Ковригина" (именно так назвал свои записи автор), хранящаяся в Тамбовском областном краеведческом музее, рассказывают нам о быте ополченцев того времени.
"Потом стали учить маршировке..."*
"Итак, на другой день утром я явился на перекличку. Потом стали учить: направо, налево, маршировке. Разделили нас на две дружины. Козловских мещан - в 1-ю дружину; а крестьян Козловских Стрелецкой слободы и волости - во 2-ю дружину. И дружинам нашим велено именоваться №№ 191-й и 192-й. И меня определили во 2-ю Козловскую № 192-ю дружину... Выдали провиант: 1 п[уд] 32 ? ун[ции] муки ржаной и полтора горца круп на месяц.
11-го апреля [1855 г.] 2-ю Козловскую № 192-ю дружину смотрел тамбовский гражданский губернатор К.К. Данзас... И глаза держали, куда шел губернатор. И он осмотрел нас и сказал: "Молодцы, ребята!". А мы сказали: "Рады стараться, ваше Превосходительство!"... Мне [было] не очень ловко стоять, потому что я стоял в первом ряду.
Потом в наши дружины были назначены дружинные начальники и офицеры ротные командиры. В 1-ю дружину - подполковник Маслов. А в нашу дружину - штаб-капитан Шиловский.
26-го апреля смотрел нашу дружину... подполковник Маслов. И все это время я учился в 1-й роте маршировке и разным оборотам. И я учил других ратников тому же, что сам понимал.
Покуда я учился военной службе, из Тамбова был прислан приказ, чтобы выслать в Тамбов всех сапожников и портных для шитья платья, сапогов, ранцев и патронташей. В то число мастеровых поступили отец мой и брат Павел. Их отправили в Тамбов 1-го мая.
18-го мая приезжал в Козлов начальник всего тамбовского государственного подвижного ополчения генерал-майор Жихарев... И он сего же числа смотрел обе наши дружины.
25 мая меня из рядовых перевели в дружинные писари... Должность писаря мне понравилась - лучше, чем быть рядовым.
Я велел маменьке продать книги разные: духовные и романы. И на эти деньги я сшил себе по форме ратника из серой нанки кафтан, панталоны, картуз из серого сукна с крестом, красный кушак, красный нагрудник. Но когда я пришел в канцелярию, то дружинный начальник заметил мне, что кушак красный следует [носить] только одним офицерам, а мне велел окрасить в черную краску, и я сделал так. Когда со мной встречались ратники, то меня принимали за офицера - делали во фрунт и потом узнавали меня, и говорили, что они меня сочли за офицера.
4-го июня выдали мне казенное платье: серый кафтан из толстого сукна и штаны такие же, фуражку с крестом, рукавицы, пояс ременной, сапоги и нагрудник красный. Но я в Козлове эти вещи не носил, а ходил в своем кафтане и своей фуражке.
3-го июля приехал из С[анкт]-Петербурга смотреть наши дружины флигель-адъютант государя императора генерал-майор князь Меншиков. Наше начальство его ждало с великим страхом. На другой день, т.е. 4-го июля князь Меншиков смотрел наши обе дружины возле села Заворонежское, на лугу. Наши ратники были обмундированы и с ружьями. Смотром и учением остался очень доволен.
После смотру дан ратным трехдневный отдых, винная порция. Порции винные давали ратникам три раза в неделю. Я два раза ходил пить водку, но она мне не в пользу. Потом я ее замещал деньгами.
Потом приехали мои родители с братом из Тамбова. И мы жили уже вместе в последнее время. Слухи носились, что скоро нам идти в поход - куда неизвестно.
"Протоиерей кропил святой водой обе дружины..."
Наконец, ратники все обучились порядкам: делать ружьем и другим учениям. Даже в каждой роте произведены 4 урядника. Молодые ратники даже знали учение лучше старых кадровых солдат. И после всех переписок был получен 15 июля 1855 года приказ с маршрутом о походе в ст[аницу] Каменскую. Срок выхода из Козлова назначен 23 июля 1855 года.
О походе было объявлено по дружинам... У меня дома по прибытии отца с братьями из Тамбова стали готовить кое-какие вещи для похода... Этот поход меня не пугал, но радовал. Мне было желательно посмотреть свет и видеть города и села, и местности; а то я до 20 л[етнего] возраста из Козлова никуда и никогда не ездил и не ходил...
...16-го июля с эстафетой привезли два знамени из С[анкт]-Петербурга в наши дружины... Они привезены в полотне без древков. И 19 июля знамена прибивали к древку при собрании всех в дружинах штаб - и обер-офицеров и всего градского начальства во всей форме и по установленному в законе порядку об знаменах по прибитии к древкам одним краем с медными гвоздями и с двумя серебренными кистями. Древки круглые и черненные. Наверху древка орел вызлощенный. Полотно зеленого цвета. В середине полотна крест четырехконечный. И среди креста вензель НI. А вверху креста слова "За веру и царя". Ниже креста слова: "За Отечество". Все это вышито золотом, насквозь с обоих сторон. Потом надели на них чехлы, черные... с медными наконечниками; и их поставили в квартирах дружинных начальников.
В день св[ятого] пророка Ильи 20 июля дружинные адъютанты с двумя урядниками, с музыкой вынесли знамена из квартир дружинных начальников в Покровский собор. И дружины были собраны около собора. По окончании литургии знамена были вынесены из собора с крестным ходом при колокольном звоне на соборную площадь.
Дружины встали в каре, а в середину внесены были знамена и вошел крестный ход с духов[енством] и все дружинные и городские начальства. Духовенство было облачено в бархатные, шитые золотом ризы. При команде "штыки долой" начался молебен с водосвятием. После молебна освящены были знамена. И после освящения обе дружины со всем начальством присягали знаменам по военному уставу к верной и нелицемерной службе знамени Его императорского Величества. По окончании присяги целовали слова спасителя [Евангелие] и крест. По окончании присяги протоиерей кропил святой водой обе дружины.
По уходе духовенства был военный развод. Играли обе музыки. Ратники шли по колоннам. Дружинные начальники стояли, смотрели. По окончании развода знамена были отнесены с музыкой в квартиры дружинных начальников, а ратникам отдан приказ готовиться к походу.
"Город огласился воплем и плачем..."
Наконец настал день похода 23 июля 1855 года; и только взошла утренняя заря, как весь город огласился воплем и плачем. В редком доме не было плача. В каждом доме стояло по ратнику, и к нему приехали провожать родные: отец, мать и жена, дети. И как все это соединяется с криком и плачем! И был глухой шум, и вопль в городе.
От общества городского на площади были приготовлены восемь столов с кормлением для ратников. И на столах было по три лотка говядины свежей, по 80 ситных, по три ведра огурцов, по два ведра белого вина и две бочки простого вина. В 11 часов все обедали и перепились допьяну, и плачу сделалось еще больше. Но сколько ни плачь, а в поход надо идти.
На соборной колокольне зазвучал созывной колокол в 4 часа вечера: печальный редкий благовест возвестил всему городу, что настала часть разлучения. И благовест продолжался до 5 часов... И в 6 часов вынесли из собора образа и хоругви и внесли в середину собравшихся двух дружин. И в каждой дружине было развернутое знамя. Ратники были в походной форме. По отслужению молебна с водосвятием козловское общество поднесло в каждую дружину по хлебу с солью и по иконе в серебряно-вызлощенных ризах, в нашу дружину - икону св[ятого] Великомученика и Победоносца Георгия на коне, убивающего змия. И дружины окрапили святой водой. И после сказания протоиреем речи дружины кричали "Ура!" много раз...
Потом пошли в поход. И в тамбовской заставе и нас провожали с образами и колокольным звоном во всех церквях города. Ратники шли, играли в музыку в каждой дружине. И как дошли до заставы, то образа вернулись обратно в Козлов, а ратники пошли своим походом. А в Козлове стало тихо и печально. Две тысячи человек с лишним выбыло из Козловского уезда.
...Родители мои долго стояли и смотрели вслед мне. И я оглянулся на приют свой родной и сказал: "Прощай приют, Козлов родимый, быть может, не увидимся". Потом сели мы в фургон и поехали...
Покуда было светло, я все оглядывался на Козлов - далеко его было видно. Наконец скрылся и Козлов, и стало темно...
"Тамбовский губернатор Данзас произнес речь..."
27-го день дневали, а на ночь дружина наша в 9 часов вечера вышла в поход к Тамбову. И шли всю ночь. На заре не доходя 6 в в[ерст], я увидел Тамбов с его церквами. И мы пришли к заставе в семь часов утром 28-го июля. Здесь остановились, развернули знамена, чехлы ратники положили на плечи, и заиграла музыка... И шли Тамбовом мимо Слетова дома по чугунному мосту над рекой Студенец. Прямо прошли по набережной Студенца за город, где бывают ярмарки Десятая и Казанская. И остановились напротив ярмарочных рядов, деревянных корпусов лавок. Сюда же пришла и 1-я Козловская дружина N 191 и встала с нашей рядом.
Напротив галантерейного ряда... был устроен деревянный, на четырех столбах, балдахин, и промежду столбов были поставлены копья деревянные с обозначением номеров дружин Тамбовских NN 177 и 178 и Козловских NN 191 и 192. А промежду кольев поставлены березки. И пол балдахина был усыпан травой, и окрест его - и песком. А под выходом в галантерейные лавки были прибиты семь ранцев солдатских, один барабан, над барабаном - одна каска, шесть саблей. Все это было сделано пирамидой в виде трофеев. Внутри лавок были поделаны столы для обеда ратников, а по стене по середине был щит с вензелевым изображением имен их императорских величеств в вензелевом лавровым и дубовом венке. Внизу трофеев - литера "А.М.". По бокам щита были привешены ружья. В верху щита - ранцы и каски, и сабли, и полусабли. И все это было убрано пирамидой очень хорошо.
В 11 часов дня собрались начальства: губернатор Данзас, начальник ополчения генерал-майор Жихарев, полицмейстер Колобов и разное начальство города. По собрании всех и принесении икон и хоругвей начат был молебен с водоосвящением. После молебна тамбовский губернатор Данзас произнес речь.
По окончании речи обе дружины прошли церемониальным маршем перед нач[альником] губ[ернии] и нач[альником] ополчения. Музыка играла обеих дружин вместе. Потом ратникам была дана винная порция. А потом обедали в рядах. Во время обеда играла батальонная духовая музыка. После обеда ратников развели по квартирам.
***
Жизнь в период похода слабо подготовленных, плохо снаряженных, голодных тамбовских дружин была крайне тяжелой. Они страдали от болезней (в дружинах ощущалась нехватка врачей и фельдшеров), тяжело переносили все трудности армейской жизни.
По тексту дневника нельзя сказать с уверенностью, какой именно точки маршрута достигли дружины, прежде чем было объявлено о завершении войны, но вероятно, что они дошли до Донских земель. Об этом свидетельствует, упоминаемое в дневнике, письмо атамана Донского войска генерал-адьютанта М.Г. Хомутова, полученное начальником Тамбовской губернии. В нем он выражает полную уверенность в силе и отваге тамбовских ратников и благодарит всех участников ополчения за полную готовность выступить лицом к лицу с неприятелем.
Поход продолжался немногим более года.
"Распущены ратники в первобытное состояние..."
Нам по маршруту назначено прийти в Козлов 18-го [июля 1856 г.], а мы пришли днем раньше - 17-го июля - и ожидали с нетерпением встречи из города. Родные как узнали, что дружины пришли, то вышли из города встречать нас. И меня встречали батенька и брат Павел...
Мы были за заставой города до 10 часов утра, пока отошла поздняя обедня в соборе. Потом пришли священники и облачились - и пошли вперед с крестами. А дружины шли следом с развернутыми знаменами. А в городе во всех церквях звонили во все колокола. Пришли к собору на площадь. А там нас дожидались с образами. И сей же час начался благодарный молебен господу богу о благополучном прибытии в Козлов. По окончании молебствия было сказано многолетие государю императору и всему царствующему дому, и христолюбивому Козловскому подвижному ополчению многое лето. Потом ратникам были даны винные порции, по маленькому ситному и по 1 красной рыбе на человека, и потом развели ратников по квартирам.
19-го июля наша дружина - 2-я Козловская N 192 - сдала в цейхгауз все казенные вещи, как-то: ранцы, патронташи, топоры и лопаты с чехлами. Весь день была сдача.
20-го были сданы трех рот ружья с принадлежностями, и были две роты распущены ратники в первобытное состояние.
21-го числа знамена обеих дружин с дружинной музыкой и при двух ротах ратников с ружьями были вынесены из квартир дружинных начальников к собору, где священники с образами дожидались. По принесении знамен был совершен молебен, и после было сказано многолетие царской фамилии и христолюбивому Козловскому подвижному ополчению. Потом с образами и со звоном во всех церквях провожали до тамбовской заставы и там надели на знамена чехлы. И один офицер и урядник на тройке лошадей отправились с ними в Тамбов. И поставлены в кафедральном соборе со всего ополчения 17 знамен для памяти потомкам.
И сего же числа утром нашей дружины иконы были вынесены из квартир дружинных начальников и внесены в Покровский собор, при коих шествовали священники в облачении. В соборе была встреча с колокольным звоном. По принесении в собор был благодарный молебен. И оставили в соборе для сохранения в память бывших дружин Козловского передвижного ополчения...
22-го июля 1856 года я получил от дружинного начальника капитана Сумарокова увольнительное свидетельство... и поступил в первобытное состояние. И еще я получил за усердную службу и хорошее поведение аттестат.
* Подзаголовки даны редакцией. Сохранена авторская стилистика и орфография.
Свежие комментарии