Мне посчастливилось его изучить.
Понять написанное оказалось непросто - безумная скоропись соседствует с хитроумными шифрами, придуманными Анной еще в юности. В итоге мне удалось перевести на русский язык оба тома дневника (всего около 290 рукописных страниц). Возможно, самое любопытное в них - поездка подруг в имение Серебджаба Тюменя, потомка Чингисхана, на берегу Волги, между Царицыным и Астраханью.
Читатели "Родины" первыми познакомятся с этим интереснейшим документом.
Калмык с французской душой
Тюмень был легендарной личностью - потомком самого Чингисхана, калмыцким князем, полковником русской армии, героем Отечественной войны, участником Заграничного похода 1813-1814 годов, библиофилом, полиглотом. В 1817 году на собственные средства он построил богатый буддийский храм, Хошеутовский хурул, посвятив его калмыкам, участникам войны 1812 года.
Отнюдь не все иностранцы, путешествовавшие по России, добирались до этих мест. Единицы были удостоены чести личной аудиенции у властелина калмыцких степей. Воспоминаний европейцев о Серебджабе наперечет. Самые известные принадлежат перу Александра Дюма.
Но писатель посетил Тюменя в 1858 году, много позже Анны Листер.
Преодолев тысячи верст, мужественно превозмогая морозы и вьюги, она достигла таинственного поместья.
Серебджаб жил богато, со степным размахом, любил драгоценности, женщин, оружие, скачки на калмыцких лошадях. Он знал все изречения Будды, ежедневно по многу раз молился. Но азиатом был лишь наполовину. Потому что, как истинный европеец, щеголял французским языком и столичной паркетной выучкой, легко танцевал, картинно пил шампанское, следил за жужжащим научным миром Европы, всерьез интересовался архитектурой. А вернувшись на родину из Заграничного похода, построил себе в степях неоклассический особняк.
"Дом его очень удобный и снаружи красивый - с портиком и балконом над ним, - записала Анна Листер. - Строен в два этажа в стиле русской усадьбы. В центре на первом этаже - большой зал с биллиардом. Слева - обеденная зала, милая, уютная, в модных зеленоватых оттенках, словно срисованная с английских акварелей. Справа - диванная зала и кабинет в черкесском стиле"*.
Когда Листер с подругой прибыли к нему в экипаже, князь все еще "изволил молиться". Истовый буддист, Тюмень устроил в саду крохотную капеллу, в которой ежедневно общался с богами. "Он молится здесь с 5 до 9 утра и вечером, с 5 до 9 часов. И делает так не из-за религиозных предписаний. Он молится так часто исключительно по велению своего сердца".
Кофе от потомка Чингисхана
Особняк им показывали родственницы Серебджаба - свояченица и ее дочь.
"Сестра жены в зеленом шелковом, подбитом ватой халате поверх красной рубашки. На голове - красивая высокая четырехугольная шапка, отороченная лисьим мехом и украшенная золотым галуном, ее верх изнутри плотно подбит ватой, как шапки московских ямщиков. Дочь одета в легкий хлопчатый или муслиновый халат с цветочным орнаментом, ее шапка без меховой опушки. Обе очень вежливые".
После экскурсии прислуга сервировала французский petit dejeuner - подали кофе, горячий шоколад, бисквиты. Прошло еще четверть часа, и, наконец, появился хозяин - вернее, вытанцевал, легко, по-гусарски, едва касаясь ковра мягкими кожаными сапожками. Листер, хорошо помнившая даты, прикинула в уме - если князь рожден в 1774 году, то значит, сейчас ему шестьдесят шесть.
"Невероятно. Но если так, то я впервые вижу человека столь преклонных лет, который выглядит так молодо. Прекрасный цвет лица, хорошие зубы. Невысокий, коренастый, но с превосходными светскими манерами, держится легко и непринужденно".
Даже лицо князя было необычным, не таким, как у его сородичей. Скулы широкие, нос миниатюрный, глаза с красивым миндалевидным разрезом, необычно большие для калмыка: "В нем мало монгольского. Он мог бы с легкостью сойти за европейца". Однако наряд был совершенно азиатский - тесный халат с галунами и стоячим воротником, широкие шелковые шаровары, сапожки и четырехугольная шапка на меху.
Тюмень, известный книгочей, составил внушительную коллекцию древних фолиантов. По его команде слуги вынесли и представили англичанкам жемчужину его собрания - "Сокровенное сказание монголов", написанное, как считалось, монахом, современником Чингисхана. Серебджаб в простых формулах объяснил Листер свое родство с отцом всех монголов - он его потомок в двадцатом колене.
Тюмень любил военные походы. В русской армии числился полковником, был кавалером орденов Святого Георгия и Святого Владимира. Угадав в глазах Анны мальчишеский азарт, он позволил себе немного бивуачного хвастовства.
"Он рассказал мне, что участвовал в войне с Наполеоном. Командовал своим [Вторым калмыцким] полком в сражении под Лейпцигом в 1813 году. Был ранен пулей. Но тогда не обратил на это особого внимания - думал, рана пустячная. Но два года назад она дала о себе знать - побаливала. Под Лейпцигом потерял половину своих людей. Тогда у него в полку были наездники-лучники, но сейчас их уже нет. Все его люди теперь вооружены по-современному - пистолетами, ружьями и пиками a la казак и одеты тоже теперь по-казачьи. Лошади у всех свои, во время войны они получают жалованье. Князь по моей просьбе произнес слова по-монгольски: чехол для стрел звучит как [COT-TCA] лучник - [noonoon]"
Пока беседовали и наслаждались ароматным, крепко заваренным кофе, в диванную кошкой пробрался слуга-монгол - шепнул хозяину, что все готово. Пришло время ехать в хурул, который Листер так мечтала увидеть. Князь любезно предоставил им свой экипаж, но сам остался дома - зимой он не покидал имения, путешествовал только в теплое время.
Петербургские колоннадцы в степном хуруле
Через четверть часа экипаж остановился у необычного храма, созданного Серебджабом и его братом, всезнайкой и книгочеем Батур-Убаши. Летом 1814 года, живя в Петербурге, тот был так поражен колоннадой Казанского собора, что, вернувшись в степи, поделился с братом идеей - построить похожую! И сам в мгновение набросал проект храма. Серебджаб дал добро, помог деньгами. Так появилась эта архитектурная диковинка - Хошеутовский хурул, буквально выросший из песчаной земли, прибитой дождями и копытами неукрощенных монгольских табунов.
Для англичанок князь заказал большую службу - с дюжиной пестрых священников и целым оркестром буддийских монахов. Те исполняли страшную какофонию, которую Листер не поняла. Но сам храм ее весьма впечатлил:
"За притвором, входом в храм, где наша спутница сняла шапку, открылся центральный неф, с каждой его стороны - по одному боковому нефу с тремя арками. Над дальней частью центрального нефа - квадратная низкая башенка, через окна которой проходит свет, и за ним - алтарная часть, святая святых храма. Главный священник позвонил в звонок, пролепетал пару слов молитвы и ударил громко в медные тарелки, и потом, опустив их на подушку, вновь ударил в них так, чтобы звук постепенно затих. И так же сделали вслед за ним другие три священника.
Служба продолжалась тридцать минут. Всего был 21 человек. 18 музыкантов были одеты в нечто, похожее на халаты, из богатой шелковой материи, затканной узорами, по форме похожими на листья лотоса. Впрочем, наряды уже довольно заношенные. На голове каждого - шапка, ее черная шелковая вуаль спускалась сзади до середины спины, а сама шапка в нескольких местах перевязана, и казалось, что она составлена из шаров. По низу ее украшают белые язычки, похожие на лепестки лотоса или корону. Наряды музыкантов расписаны лилиями, лотосами, - вообще все в их облачениях было как-то связано с лотосами. Абсида церкви, в особенности ее алтарная часть, украшены росписями индийских богов, выполненных в китайском стиле.
Я очень внимательно их рассмотрела, но даже опытному глазу было сложно отыскать среди них буддийское божество, которое было чересчур приукрашено. Между прочим, местные священнослужители неплохо рисуют, и они сами здесь все расписали. Но наши калмыцкие спутницы, кажется, не обращали никакого внимания на фрески и не понимали их значения. Простых кочевников в храм не допускают - они молятся снаружи. Потом нам позволили осмотреть алтарь. Ничего слишком любопытного. Небольшие медные фигурки, маленькие серебряные чашечки (в форме цветов лотоса) со смесью пшеничных, ячменных и овсяных зерен. И маленькие чашечки со льдом (благословенная вода - замороженная смесь из молока и воды). После мы обошли все семь капелл-юрт около храма - четыре во дворе и три, большие, за пределами храма. В каждом - алтарь с медными китайскими фигурками и картинами. У дверей каждого из трех больших алтарей стоял молитвенный цилиндр - любопытный пережиток древних времен".
Проведя в храме около часа, англичанки погрузились в экипаж и вернулись в поместье Тюменя.
Княжеский пир
Князь встречал их лично на пороге особняка и провел в гостиную - отогреваться чаем, разговорами и монгольским аперитивом - водкой на кислом молоке:
"Водка называется arrzha [архи], ее подали в ликерных бокалах. Ее можно назвать молочным спиртом. На вкус очень напомнила мне хороший [французский ликер] Нойо. Делают ее напополам из коровьего и кобыльего молока, немного подкисшего - молоко оставляют на 4 дня бродить, затем перегоняют один раз, и получается обычная arrzha, которая все еще сохраняет молочный привкус. Когда ее перегоняют три раза и добавляют миндаль, тогда напиток очень напоминает ликер Нойо.".
Листер сказала, что видела в округе табуны верблюдов и лошадей, и значит, хозяйство в имении процветает. Серебджаб подхватил - слава богам, оно год от года богатеет, приплод растет, в его личных табунах больше тысячи голов, у кочевников - уже около десяти тысяч. Калмыки - прирожденные фермеры. От продажи скота, шерсти, кож и сала получают большой доход. Занимаются земледелием, и тоже успешно. Выращивают все - зерновые, горчицу, картофель, морковь, огурцы, капусту, дыни, арбузы, табак. Холят свои виноградники и делают хорошие вина.
Сам князь был известный гурман. Баловал себя и гостей изысканными блюдами, в которых галльское изящество сочеталось с русской придворной пышностью. Их приготовлял для Тюменя искусный петербургский повар с парижской выучкой.
"Обед начался с Eesh-Kessen (похожей на русскую шинкованную красную капусту) и блюда с кусками баранины, выложенными на листьях салата, как это делают в Сарепте. Все очень вкусно. Потом подали фаршированный бифштекс по-русски с густой подливой. Потом котлеты из скумбрии, хорошо приготовленные. Потом блины, свернутые в небольшие трубочки (2 дюйма в длину и 2 дюйма в диаметре). Но мне показались слишком жесткими и недостаточно горячими. Потом принесли консервированные апельсины, резанные кусками, и белую смородину.
От Медока и прочих французских вин я отказалась и выпила бокал вина, сделанного в этом году из винограда, растущего в его собственном саду (отсюда около 4 верст). Довольно бледное, странного вкуса, но не скажу, что дурное. Вода превосходная. Потом нас угощали десертом из персидского миндаля двух сортов. Потом подали кофе, столь же превосходное, как и то, что пили утром. Потом был чай - выпили две чашки, великолепный, лучший чай, который я пробовала в России..."
После обеда, соблюдая этикет, Листер наговорила комплиментов хозяину, его родственницам, повару и всем насельникам этого необычного места. Тюмень ответил ценным подарком: "Преподнес мне словарь монгольского языка, изданный в Казани в 1835 году, и написал на титульной странице свое полное имя". Затем слуги вынесли тяжелый, в узорчатом кожаном переплете альбом, в который князь собирал автографы именитых гостей. Попросил Листер расписаться. Не склонная к сантиментам и пустяковым выморочным рифмам, она ограничилась пространной благодарностью, расцвеченной сложными титулами:
"Мадам Листер из Шибден-Холла, что в графстве Йорк в Англии, и мадемуазель Уолкер из Клифф Хилла, выражают сердечную благодарность месье князю Серебджабу де Тюмень, князю-правителю калмыков, за оказанное гостеприимство и добросердечие. Они желают ему и всему его семейству благополучия и процветания. Вторник, 11 марта (по новому стилю), 1840 года".
* Курсивом здесь и ниже отмечены выдержки из дневника Анны Листер, расшифрованные и переведенные Ольгой Хорошиловой. Место хранения дневника: Calderdale, West Yorkshire Archive Service, SH:7/ML/E.
P. S. Расцеловались по-русски с хозяином и погрузились в почтовый возок. На козлы рядом с ямщиком уселся очень важный колоритный казак из войска Тюменя, весь в медалях и галунах - с ним, сказал князь, они долетят. Ворота имения распахнулись, казак свистнул плеткой - и полетели. Через вьюгу, через поля, по Волге, над Волгой...
Через час англичанки были в куцых обтрепанных гостиничных номерах на станции Сероглазовка. Отсюда их путь лежал в Астрахань и на Кавказ, где в тот же год Анна Лестер трагически погибла. В августе по дороге из Зугдиди в Джвари она, вероятно, заразилась лихорадкой и умерла в сентябре в Кутаиси или где-то неподалеку. Весной 1841 года ее тело было доставлено в Англию и похоронено в приходской церкви Галифакса. Могила не сохранилась.
Свежие комментарии