И так - день за днем. 21 июня президент Путин присвоил Денису Проценко и троим его коллегам звание Героя Труда. Награждение состоится позже. Пока не до торжеств. У медиков продолжается вахта. То ли трудовая, то ли боевая...
О символе
- Не заметил у приемного покоя столпотворения карет "скорой помощи", Денис Николаевич. Отпустило?
- В Коммунарку по-прежнему ежедневно поступает около тридцати пациентов. В конце апреля, на пике, у нас было шестьдесят госпитализаций в сутки. Знаю, что коллеги в 15-й больнице каждые сутки принимали до ста человек, многие из которых были кислородозависимы. Это большая нагрузка, колоссальная...
Наверное, уже можно говорить, что отпустило - по сравнению с тем периодом. Большинство московских стационаров вернулись к прежнему ритму, мы же пока работаем на COVID-19 и внебольничную пневмонию.
- За эти месяцы возникало ощущение, что поплыли, потеряв контроль над ситуацией?
- Ни разу! И мы, главврачи, и департамент здравоохранения Москвы работали сообща, одной командой, которая быстро реагировала на возникавшие проблемы и находила решение.
Из-за этого, кстати, испытываю большое смущение: меня сделали чуть ли не символом борьбы с COVID, хотя пахали все одинаково.
- Кто-то должен был взять на себя эту роль.
- Понимаю, но все равно тяжело. Я занимался тем, чем должен, чему меня учили. Как анестезиолог-реаниматолог и руководитель стационара организовывал неотложную, экстренную помощь в особых условиях. Вот, собственно, и все.
Грудью на дзот не бросался, точно вам говорю.
- Но славу получили почти космическую.
- Не знаю, что с этим делать... Заслуга не моя, а нашей команды. Не только 40-й больницы, а всех медиков Москвы.
- Было бы странно, если бы вы не сказали чего-то подобного.
- Это чистая правда!
- Но в лицо-то узнают вас. Билборды с вашим портретом по всей Москве висят. Теперь вот Звездой Героя наградили...
- Абсолютно к этому не готовился, даже представить не мог. Хотя, безусловно, приятно, что отметили.
Но, кстати, медаль пока не вручили. У меня и дресс-кода подходящего нет, видимо, придется по такому случаю покупать костюм. Обычно хожу в джинсах, блейзере...
Прислушивался к внутренним ощущениям и могу честно сказать, что не чувствую себя героем. С другой стороны, понимаю: это очень важно для моих родителей. Они гордятся, и мне приятно. На восемьдесят процентов эта Звезда - их заслуга. Генетика, воспитание, образование...
Смогли объяснить, что такое хорошо и что такое плохо.
- Вы ведь потомственный врач?
- Да, мама по специальности - микробиолог, отец - челюстно-лицевой хирург, старший брат Алексей - кожвенеролог.
О подготовке
- Со Звездой, будем считать, разобрались, а к тому, что история с коронавирусом - это всерьез и надолго, вы были готовы?
- Город готовился к возможной угрозе, но масштаб бедствия мы оценили не сразу. В начале февраля присутствовал профессиональный скепсис. В Азии в чем-то похожие вспышки происходят постоянно. Помните, MERS прокатился по Ближнему Востоку, нас он сильно не затронул. Вот и в этом раз было сомнение.
Но когда полыхнула Италия... Примерно в те дни мне на WhatsApp поступил звонок с незнакомого номера, и девочка-анестезиолог с русскими корнями, которая вышла замуж за итальянца, захлебывающимся от волнения голосом стала кричать в трубку: "Денис Николаевич, нашла ваш телефон и хочу предупредить, что скоро ждет Россию! Начинайте готовиться..."
У нас была закрытая группа в Telegram: САРС - Сообщество анестезиологов-реаниматологов столицы.
- Любопытная аббревиатура...
- Да, игра слов, специально выбрали название, созвучное с SARS - тяжелым респираторным синдромом.
В группу входили врачи не только из Москвы, но и из других регионов, мы обсуждали сложные случаи, делали дистанционные консилиумы. Во врачебных обсуждениях есть тонкий этический момент, поэтому САРС и была закрыта для посторонних.
Но когда Аня, та самая коллега из Италии, позвонила мне и рассказала, что происходит в Ломбардии, мы с ребятами приняли непростое решение, сделав нашу группу открытой. И в уютном чате на полторы тысячи анестезиологов-реаниматологов, которые за три года существования уже виртуально знали друг друга, за несколько часов появилось четырнадцать тысяч подписчиков.
Аня начала выкладывать там данные, мы стали обмениваться всей доступной информацией. Наверное, в марте это был один из самых популярных ресурсов по теме COVID-19. А дальше к нашему чату прикрутились ребята-переводчики. Они организовали свою группу и стали переводить нам статьи с разных языков - японского, китайского, итальянского. На английском мы читали сами. Сегодня его обязан знать любой уважающий себя врач. Нельзя современно развиваться, не будучи билингвой, не владея в совершенстве иностранным языком. Как минимум одним...
Так с конца февраля мы стали погружаться в тему нового коронавируса.
- Когда было определено, что Коммунарка станет ковидным госпиталем?
- Это управленческое решение, совершенно очевидное и логичное. До открытия больницы в регулярном профиле оставалось три недели. Уже расставили мебель и аппаратуру, ребята проверяли ее эксплуатацию. Мы находились на низком старте, 15 марта в Коммунарку должны были переезжать первые онкологические отделения.
Хорошо помню: в десять часов утра 1 марта позвонил замруководителя департамента здравоохранения Москвы Алексей Сергеевич Токарев и сказал мне, что в полдень встречаемся на Коммунарке всей командой, включая сотрудников родильного дома, входящего в состав 40-й больницы. То воскресенье и следующую ночь мы провели вместе. Готовились, а уже около двух часов ночи 2 марта поступил первый пациент.
- С коронавирусом?
- Из группы риска. Первый месяц Коммунарка работала как обсервационный госпиталь. К нам везли тех, кто находился под подозрением, и мы на две недели карантинизировали их здесь.
А с 1 апреля началась полноценная история, когда стали поступать почти сто процентов ковидных больных.
Об отказниках и бороде
- Сколько у вас было отказников из числа врачей?
- Мало. Может, человек десять. Многих коллег из старшей возрастной группы мы сами попросили не приходить. Чтобы не рисковать их здоровьем.
- Как вы реагировали?
- Абсолютно спокойно. Гораздо честнее сказать, как есть, чем имитировать работу, которая не получается. С уважением отношусь к людям, не ставшим скрывать правду. Для этого ведь тоже нужна определенная смелость.
Тем более они продолжили работать в наших других подразделениях, нековидных.
Из-за отказа выходить в "красную зону" мы никого не уволили. Если кто-то ушел, то исключительно по собственному желанию.
- А у вас когда исчез страх, Денис Николаевич?
- Да его и не было. А чего, скажите пожалуйста, бояться?
Давайте так: мне 44 года.
- Помирать рановато.
- Я и не собирался. Ситуацию оценивал адекватно. С учетом возраста фактор риска тяжелого течения болезни был минимален. Будь мне 80 лет, кроме того, страдай я одышкой и имей сахарный диабет, тогда поход без защитного костюма в "красную зону" выглядел бы безбашенностью.
- А почему вы бороду не сбрили? Нарушение!
- Строго говоря, в регламенте ничего подобного не записано, но я постриг, укоротил.
Разве же это борода? Так - щетина в пару сантиметров.
- Давно носите?
- Лет десять уже, наверное. Привык...
Хотя признаю, что наличие дополнительной растительности на лице увеличивает риск негерметичности средств индивидуальной защиты.
О болезни
- Какого числа вы заболели?
- В среду 1 апреля, если не ошибаюсь.
- Шутка в День юмора не зашла...
Первая мысль, когда узнали о положительном тесте? Сильно напряглись?
- Уже начал покашливать и понимал, к чему идет. Сегодня ковидный кашель ни с чем не перепутаю. Научился различать. Разговаривал в апреле-мае с коллегами, с кем-нибудь из заведующих реанимацией, и слышал на другом конце характерное кхе-кхе. У этого кашля особенные интонации. Не глубокие надсадные, а такие как бы поверхностные. Плюс чувство непроходящего першения. Сразу можно ставить диагноз.
- И вы на себе это поймали?
- Да. И закрылся в кабинете, а приемную, где секретарь сидит, использовал в качестве шлюза. Мне девчонки ставили еду, уходили, я забирал, проветривал помещение... С бытовухой мы быстро разобрались.
А наутро я начал пить лекарства. Тогда еще не было отрицательных отзывов на гидроксихлорохин, стал принимать его. Жуть, конечно, какие он вызывает ощущения...
- Неуютно было?
- Ну, диспепсия, дискомфорт в верхнем отделе живота, подташнивание и так далее... Понял, что не чувствую вкус еды и запах одеколона. Я как раз укоротил бороду, состриг машинкой под единичку.
Вот, собственно, и все.
А через две недели получил два отрицательных теста и снял блокаду, вернулся к полноценной работе.
- Температурили?
- Конечно. Болезнь протекала типично, но нетяжело. Поэтому и смог не выпадать из процесса.
- По телефону рулили?
- Мы продвинутые! Организовали дистанционный осмотр, внедрив концепт, который называется "шлем реаниматолога". С его помощью можно проводить консультации на расстоянии. Устройство надевается на голову врачу, в него встроена камера с разрешением high definition, микрофон. Шлем соединяется с wi-fi и по закрытому каналу передает сигнал сразу на планшет. Я могу виртуально оказаться рядом с любым больным, с самым тяжелым. Эту систему мы оперативно запустили и в других больницах Москвы, вели дистанционные консультации.
О визите Путина
- Путин был в Коммунарке задолго до того, как вы захворали?
- По-моему, за неделю. Даты в голове перепутались, надо в календаре смотреть. Кажется, президент приезжал 24 марта.
- Его визит стал для вас сюрпризом?
- Абсолютным!
Могу рассказать, как было. Я собирался встречать Сергея Собянина. В тот день с утра находился в институте Склифосовского, у нас был совместный обход с академиком Сергеем Петриковым, директором Склифа. Там скопилось много тяжелых больных, а я ведь не только главврач Коммунарки, но еще и главный анестезиолог-реаниматолог Москвы. Наши коммуникации были очень важны не для какого-то супервайзинга, контроля, а, скорее, как обмен опытом. COVID-19 - болезнь новая, протоколы лечения только писались...
Словом, я находился на плановом обходе в "красной зоне" Склифа. Айфон с собой не брал, оставил помощнице Петрикова. У себя в больнице мы используем прорезиненные аппараты IP-телефонии, которые потом обрабатываются, в Склифе в ковидном корпусе применяют рации.
И вот, значит, мы выходим, мне протягивают айфон и напряженно говорят, мол, посмотрите, кто вам звонил, Денис Николаевич... Среди кучи незнакомых абонентов вижу номера министра здравоохранения и мэра.
Я набрал Сергея Семеновича. Он спросил, где я, и, выслушав ответ, сказал: "Сейчас придет машина. Хочу с вами поговорить. Встретимся в Коммунарке".
В больнице я увидел мэра, других ответственных товарищей... Мне сказали: "Что стоишь? Иди, принимай гостя". Подъехал "Аурус", и тут я до конца все понял.
Наверное, не выдам военную тайну, если скажу, что ни коптеры вокруг не летали, ни какие-то дополнительные меры не вводились. У нас и так территория закрытая, вход через КПП.
Более того, врачи и медсестры, которые видели президента только в реанимации и приемном отделении, лишь из вечерних теленовостей узнали, кто был человек в желтом защитном костюме, который сказал им: "Спасибо за работу, ребята, держитесь!"
- Даже так?
- Ну, а как? Ходят два человека: один - в белом СИЗе, второй - в желтом. Зашли в первую палату, там лежал наш коллега. Многие потом пытались его хейтерить, писали, мол, подстава... Но это был реальный пациент, врач.
- А вы где поймали вирус?
- Точно не в Коммунарке. Цифры говорят, что заболеваемость врачей в ковидных центрах Москвы ниже, чем в остальных больницах города. Мы с самого начала были настроены серьезно.
У нас переболело 18 процентов медиков. В штате около 800 человек, из них 570 присутствуют постоянно. Отдельная гордость, что не потеряли никого из нашей команды.
Поэтому и убежден, что заболел COVID не на работе. Перед заражением я давал много интервью, ездил на какие-то внешние встречи. Где-то там и подхватил.
О пациентах
- Сколько через Коммунарку прошло пациентов?
- Около четырех с половиной тысяч. Подавляющее большинство - COVID-подтвержденные.
- Вы же берете не всех подряд?
- 99 процентов людей, которые лечатся у нас, попадают в Коммунарку по каналу и наряду "скорой помощи". Никакой сортировки не происходит. Кто-то приезжает самотеком. Мы не отказываем и им. Человеку бесплатно сделают КТ и общий анализ крови, возьмут мазок, померяют температуру. Но мы не каждого госпитализируем.
Есть определенные критерии. Не принимаем больных с нетяжелым течением и небольшим объемом поражения легочной ткани.
Поэтому не надо думать, будто в Коммунарке только Лев Лещенко лечился. Хотя был момент, когда у нас одновременно лежали известные медийные персоны, музыканты и певцы. Но здесь лечилось и очень много наших коллег-медиков, пациенты абсолютно разных социальных слоев. Мы принципиально не оказывали платных услуг, работали исключительно по ОМС. В Коммунарке даже нет отдела платных услуг. Потом появится, но не во время пандемии, правда?
Это все сказки, будто госпитализация в Коммунарку стоит триста тысяч рублей. Где-то мелькала такая дезинформация.
Иностранцы - у нас было несколько тяжелых пациентов - сильно удивлялись: современная больница, одно- и двухместные палаты, пакет питания, как в Аэрофлоте... И за все это не надо платить? Как так?
А мы популярно объясняли, что экстренная медицинская помощь по Конституции Российской Федерации оказывается бесплатно.
О протоколе
- Много народу не удалось спасти?
- Около семи процентов от общего числа госпитализированных. С марта - более трехсот тридцати человек...
Мы изучали болезнь, пересмотрели некоторые подходы. В частности, начали вести пациентов максимально допустимыми дозировками лекарств, используя один и тот же препарат в разных пропорциях в зависимости от конкретных клинических ситуаций.
- Что скажете про ИВЛ?
- А что вы хотите услышать?
Конечно, это жизнеспасающая стратегия, но если пациент с COVID подошел к ИВЛ, вероятность, что он с него сойдет, меньше, чем в целом в популяции. Поэтому одна из задач анестезиологов-реаниматологов и всей команды была в том, чтобы использовать другие приемы улучшения оксигенации, насыщения крови кислородом, чем интубация трахеи и перевод на искусственную вентиляцию легких.
- В итоге нашли оптимальный протокол?
- Это ранняя укладка на живот и кислородотерапия. Если зайдем в "красную зону", сейчас две трети пациентов у нас кислородозависимых, и они лежат спиной вверх, обняв подушку. Чтобы был положительный эффект, надо так находиться не менее 16-18 часов в день. А это тяжело физически.
Поэтому объясняем, убеждаем. Хорошо, что у нас есть бесплатная сеть wi-fi: кислород - в нос, подушка - под грудь и - пожалуйста: читай, смотри ролики в YouTube.
- Фавипиравир используете? Его чуть ли не панацеей называют...
- Тяжелым больным не назначаем, только при среднетяжелом течении. Данные по нему разные. Японцы сначала сказали: да. Потом - нет. Клинические исследования говорят, что снижается время вирусемии - состояния организма, когда вирусы попадают в кровоток и могут распространяться по телу.
Надо наблюдать...
Как ни парадоксально, сейчас у нас стало больше жалоб, что в Коммунарке не лечат.
- То есть?
- Весь протокол - антипиретики, жаропонижающие препараты. Если у пациента температура 38 градусов, он лежит на животе, получает кислород и два укола в день - противосвертывающую антикоагулянтную терапию. Все!
Моментально начинаются претензии: "Мне плохо, а врачи не лечат". Но мы противники полипрагмазии - использования большого количества лекарственных препаратов.
И второй момент касается пациентов с медиаторным штормом.
- Это что значит?
- Реакция организма на атаку опасными вирусами или бактериям. Иммунная система, по сути, выходит из-под контроля. У нас накопилась большая база исследований о применении ингибиторов интерлейкинов, биологически активных препаратов, блокирующих воспаление. Конечно, до них лучше не доходить. Большой риск попадания в реанимацию.
О пилюле и вакцине
- Значит, волшебной пилюли пока нет?
- Думаю, ее и не будет. Одной из тем моих научных интересов является сепсис, антибиотики, лечение тяжелых инфекций.
Вот как вы считаете, что убьет человечество - микроб или вирус?
- Думаю, люди сами себя успешно погубят.
- На самом деле это очень сложный вопрос. Контагиозность, грубо говоря, "заразительность" вирусной инфекции, гораздо выше, чем микробной. Тем не менее в 2014 году ВОЗ сделал расчет, что к середине этого века от инфекций, вызванных устойчивыми ко всем антибиотикам микробами, предположительно умрет около пятидесяти миллионов человек, что превысит число смертей от рака.
- А уханьский коронавирус может быть биологическим оружием?
- Не думаю. Тогда оно не очень мощное, согласитесь. Индекс контагиозности должен быть совершенно иным.
- На другом полюсе - ковидиоты, они не верят в пандемию, считая ее частью мирового заговора. Что говорите им, Денис Николаевич?
- В целом я весьма терпимый человек, если речь не о соблюдении требований по работе. Здесь могу сказать: почему ходите без маски и нарушаете больничный режим?
Но делать кому-то замечание на улице или в магазине... В конце концов это вопрос воспитания. Если в общественном месте нанесена разметка, требующая соблюдения дистанции в полтора метра, сам я буду ее держать, однако с тем, кто нарушит, вряд ли стану конфликтовать. Раз человек не понимает, его нельзя заставить. Проще сделать шаг в сторону.
- А вакцина от COVID-19 будет?
- Ее должны найти. Вопрос когда. Есть понятие - good clinical practice с определенными временными лагами. Можно ли назвать вакцину безопасной при наблюдении за ее действием в течение месяца?
- Вы как считаете?
- Лучше спросить профессиональных вирусологов. Не моя специализация. Но из открытых источников вижу, что в среднем уходило полтора года. На разработку, оценку... Вакцина должна быть эффективной и безопасной. Понимаете, если мы с вами выпьем литр дуста, скорее всего, вирус погибнет, но проблема в том, что раньше умрет сам пациент.
Соблюдение разумного баланса - самое важное в любой разработке. Как-то я оказался в США на заводе, где изобретают антибиотики. Каждый день химики синтезируют по сто молекул. При этом новое лекарство появляется раз в 5-7 лет. Почему? Причин масса.
Молекула может не работать на практике или оказаться токсичной. И так далее.
От момента синтеза на химическом заводе до выхода в клиническую практику тянется очень длинная цепочка. Поэтому современные лекарственные препараты столь дорогостоящие.
О мифах
- Что, по-вашему, лучше - переболеть или беречься?
- Второе. Знаете почему? Никто пока не знает, насколько устойчив иммунитет, который возникает в результате болезни.
Случаев повторного инфицирования не зафиксировано, хотя единичные описания встречаются. Сегодня нет полной уверенности, что, раз переболев, ты закрыл эту тему для себя навсегда.
- А правда, что курильщики реже и легче болеют COVID-19?
- Не готов говорить ни да, ни нет, мы сейчас специально оцениваем эту базу. Честно скажу, есть темы, к которым отношусь сдержанно, пока не увижу подтверждения. Существует культура научных публикаций. Нужно написать работу по определенным правилам с использованием статистического аппарата. Потом получить оценку экспертов. Если те увидят шероховатости по статистике, обязательно запросят первичную базу. Лишь после этого статья появится в серьезном журнале. Она может год ждать очереди на публикацию. Это своеобразная гарантия качества.
Поэтому не готов вот так легко заявлять, что курильщики меньше болеют. Через полтора-два года расскажем.
- И про собачников?
- Мы не проводили такую аналитику, и я не видел ни одной серьезной статьи на эту тему.
Повторю, я анестезиолог-реаниматолог и не считаю себя экспертом по COVID-19. Жизнь заставила в это погрузиться. Но точно не навсегда. Почему в свое время я выбрал такую специальность? Не могу долго сидеть на месте, заниматься чем-то одним. Мне нужно какое-то действие. И не только головой, но и руками. Анестезиологи-реаниматологи не оперируют, зато многое делают - катетеризируют, дренируют артерии, ставят всякие датчики и так далее.
Постоянное движение - то, что мне нужно.
О выборе
- Вы когда с будущей профессией определились, Денис Николаевич?
- В девятом классе. Пошел мыть полы в отделение реанимации и понял, к чему в итоге приду.
- Вас кто-то привел в больничные покои?
- Брат учился на первом курсе мединститута и подрабатывал санитаром, а его студенческая тусовка часто собиралась у нас дома.
Алексей в итоге выбрал другую специальность, я же застрял в реанимации. Правда, в девятом классе думал, что впереди меня ждет месяц романтики с ночными дежурствами, но, оказалось, что школьники могут работать только в дневную смену - с восьми утра до четырех часов пополудни.
- Сколько вам заплатили?
- 64 рубля. Это 1989 год. Для несовершеннолетнего санитара в отделении реанимации острых отравлений - нормально!
История любопытная... Я ведь занимался в Ашхабаде в спецшколе с углубленным изучением английского и должен был идти в университет на языки.
На что отец мне тогда сказал: "Слушай, парень, знание языков в современном мире - не профессия". У папы был приятель-переводчик, окончивший МГИМО, и он говорил, что нужно владеть 5-6 языками из разных групп, тогда ты полиглот, и это твоя специальность. Но учеба отнимает много лет, кроме того надо ежедневно заниматься тренингом, иначе языки уйдут.
Словом, папа провел со мной воспитательную беседу, а потом на моем столе вдруг появились "Записки врача" Булгакова...
- Откуда интересно?
- Думаю, отец подсунул. Совпало: эта книга, разговоры с братом, сознание, что мы - медицинская семья, а я, значит, из подросткового протеста не хочу продолжать династию...
Пошел в санитары, чтобы проверить себя. Так все и получилось.
- И жена - коллега?
- К счастью, нет. Алена - экономист.
Ребенок, похоже, тоже не пойдет по моим стопам.
- Сожалеете?
- Нет. Для меня очень важно, чтобы не я определял, кем Настя хочет быть. Сказал дочке: "Это твой выбор". Хотя она отволонтерила здесь, в Коммунарке. В июне отработала администратором в лаборатории. В "зеленой зоне", конечно.
- И как?
- Я тоже спросил: "Не передумала, Настя?" Ответила: "Нет-нет, врачом не буду". Говорю: "А зачем же к нам пришла?". Объяснила: "Невозможно столько времени дома сидеть, а волонтерство в больнице - правильный метод выхода из изоляции". Конечно, предварительно я посмотрел иммуноглобулин у дочки. Показатель оказался высокий. Она сконтактировала с вирусом бессимптомно, без температуры и кашля. Поэтому я совершенно спокойно запустил ее сюда. Никакого риска не было.
О второй волне
- Сегодня врачей чествует как героев, но мы же знаем, что от любви до ненависти - один шаг. Вы готовы к такому повороту сюжета?
- С первого дня. Мне кажется, уже все вернулось в привычную колею. Тем, кто уважительно относился к медикам, и COVID был не нужен. Для людей, которые как-то пострадали от врачей либо считают, что пострадали, думаете, пандемия как-то исправила ситуацию? Поверьте, никто из нас не считает себя героем. Мы делали бы это и на настоящей войне, а не вирусной. Тот, кто пережил в медицине девяностые и остался в профессии, никуда уже не уйдет. Это не работа, а образ жизни.
Строго говоря, мы ведь ничего больше не умеем. Вот реально. Только больных лечить. Если уходить из профессии, останется такси водить...
- Вы сравнили пандемию с пенделем, который COVID отвесил человечеству. Насколько он точен и силен, чтобы мы усвоили урок?
- Главное, что пинок пришелся вовремя. Мы стали забывать о том, что всегда нужно помнить. Коронавирус многое поменял, с моей точки зрения. Скажем, культуру гигиены.
Еще мне кажется, что люди поняли: без взаимной поддержки и выручки выжить нереально. И внутренняя порядочность никуда не исчезла.
Знаете, сколько волонтеров предлагали нам помощь? Или перечислить вам владельцев закрывшихся на карантин ресторанов, которые продолжали бесплатно кормить врачей в ковидных центрах? Десятки фамилий! Что это - бизнес? Нет, конечно. Желание чем-то помочь, отблагодарить. В этом смысле пинок оказался очень кстати, он сумел объединить наше общество перед лицом серьезной проблемы.
- Второй волны не избежать?
- Не знаю, честно скажу. Предыдущие серьезные вирусные атаки традиционно протекали в три этапа, которые растягивались на полтора-два года.
Как пойдет в этот раз, никто сегодня не ответит. Насколько сейчас иммунизировано население, будет ли стойким иммунитет... Очень много "если". И география вируса странная, судя по вспышкам. В Италии север полыхал, а юг - нет. Как-то очень быстро загорелся Нью-Йорк. Потом вдруг погас. Зато горячо во Флориде, Техасе, Калифорнии. Очаги в разных районах. В России иначе происходило: первый удар пришелся на въездной хаб - Москву. Столица, сколько могла, удерживала. Затем началось плановое распространение.
Сложно сказать, что дальше будет.
О планах
- На что себя настраиваете?
- До конца года будем ковидным центром.
- А дальше?
- Есть план отмывки больницы и возвращения к профилю, который изначально закладывался: триста онкологических коек, мощный сосудистый центр, травматология, нейрохирургия, два этажа операционных, большой реанимационный модуль, продолжение строительства и приемка в ближайшие пару лет соседних корпусов.
- Сколько их должно быть?
- Девять. Пока функционируют четыре.
- Отстроитесь, и начнется нормальная, а не авральная работа?
- У меня специальность такая, что все время нахожусь в аврале. Еще раз без пафоса повторю, что медицина критических состояний - всегда тяжелые больные, ночные консультации, неотложность.
Конечно, со временем усталость накапливается. Недавно меня позвали в телепередачу "Сто вопросов взрослому", в которой ребята спрашивают гостя обо всем, на любые, самые неожиданные темы. Настя тоже была среди участников, взял ее с собой на запись. Дочка спросила: "Папа, а у нас будет отпуск в этом году?"
- Что ответили?
- Надеюсь, да, будет. Традиционно мы отдыхали летом, а в 2020-м все пошло иначе. Хочется верить, что в сентябре, если не случится никаких коллизий, удастся дух перевести.
- Сколько часов обычно спите?
- Мне хватает пяти-шести. Я - жаворонок, просыпаюсь за пять минут до будильника. Он звонит в 5.15 утра. Засыпаю ближе к полуночи...
По-другому не получается. Мне кажется, в таком режиме живет большинство врачей мира. И на Западе медики пашут очень много. Если ты не трудоголик, не станешь хорошим профессионалом. Сто процентов!
- Итак, подъем в четверть шестого утра, а дальше, Денис Николаевич?
- Чашка кофе, разбор оперативной почты и - на работу. Если дождя нет, еду сам на мотоцикле, в плохую погоду - на машине.
- Когда добираетесь в Коммунарку?
- Около семи утра. А дальше - круговерть до вечера.
О мотоцикле
- Какой у вас, кстати, железный конь?
- Harley-Davidson.
- Давно обзавелись?
- Год назад, когда появилось понимание, что детские мечты и реальная потребность передвижения по городу начинают совпадать. Наверное, любой мальчишка мечтает о мопеде или мотоцикле. Я не исключение. До сорока трех лет с железным, как вы выразились, конем не складывалось, а тут вдруг осознал, что в Коммунарку из района Белорусской, где живу, удобнее добираться в седле. К делу отнесся фундаментально, всю зиму дважды в неделю занимался по вечерам в крытом ангаре, учился безопасному и профессиональному вождению мотоцикла, что очень важно.
К слову, выбор марки тоже во многом с этим же связан. Harley редко попадают в аварию. Он едет неторопливо, размеренно, солидно, что минимизирует риски. У меня средняя скорость по городу - 80 километров в час. Если быстрее, некомфортно себя чувствую. Выигрыш идет не за счет скорости, а маневра, в том числе езды в междурядье в пробках.
- Ваш личный рекорд?
- Говорю же: у меня нет цели гонять быстро. Обычно добираюсь от Белорусской за 35 минут.
- В какой-нибудь байкерский клуб вступили?
- Нет, конечно. У меня на мотоцикле так и написано: Lone Wolf, no club.
- Одинокий волк, значит?
- Клубы - та же секта, разновидность религии. А я - атеист.
- Как, наверное, и большинство врачей.
- Не факт. Например, мой отец с возрастом пришел к вере. Очень личная, деликатная сфера...
Возвращаясь к Harley-Davidson, скажу, что у меня есть друзья-мотоциклисты, с которыми общаюсь. Если получится, рванем в Суздаль на мотофестиваль.
Знаете, чем еще хорош мотоцикл? Пока еду, выключаю телефон, чтобы не отвлекаться за рулем ни на что постороннее. Редкая возможность побыть наедине с собой. Хотя бы полчаса. Научился ее ценить...
Свежие комментарии